В октябре угрозой номер один для США назвал Китай американский вице-президент Майкл Пенс, а немногим позже примерно уравнял опасность, исходящую от КНР и РФ, советник президента США по национальной безопасности Джон Болтон. Оба следуют линии президента Дональда Трампа, подвергающего американскую торговлю с Китаем все большим ограничениям. И хотя пока что катастрофы не произошло, очевидно, что даже вероятная смена большинства в Палате представителей не сможет связать руки администрации в этом ее идефиксе.
Европейский фронт
Пока что американо-китайская торговая война напоминает поддавки, но ее долгосрочным итогом вполне может стать выдавливание китайских компаний с американского рынка. Отсюда и обоснованный интерес к другим направлениям, по которым изливается энергия перегретой экономики Поднебесной. На сей счет за последние два года уже написаны десятки полновесных докладов ведущих аналитических центров, а в профильных вузах стран мира даже появились соответствующие курсы. Итак, о чем же в них говорится?
Прежде всего на ум приходит Европа, которую США с не меньшей целеустремленностью стараются втянуть в торговую войну с собой. По данным Европейского совета по международным отношениям, за последние десять лет присутствие и влияние КНР в Европе заметно расширились — об этом идет речь в недавнем исследовании Франсуа Годемана и Абигейль Васелье из этого совета.
Так, Пекин крайне активно строит двусторонние отношения с членами ЕС, особенно на европейской периферии. Китайская сторона организовала отдельный саммит со странами Центральной и Восточной Европы (формат “16+1”) и воспользовалась кризисом еврозоны для масштабных приобретений в Южной Европе. Однако условия, которые Китай выдвигает в этих сделках, не сильно отличаются от его подходов в африканских и других развивающихся странах: море проектов, побуждающих их возможных получателей к конкуренции, кредиты по коммерческим ставкам и твердая установка на идентичные заявления и договоренности.
Китай активно приобретает в Европе ключевые разработки, строит научное сотрудничество, исходя из своих стратегических целей, и стремится к тому, чтобы возглавить четвертую промышленную революцию. При этом Китай все больше закрывается в политическом смысле и проводит все более меркантилистскую политику, подрывающую его собственные лозунги о поддержке глобализации. Миф о трансформации КНР сквозь европейское вовлечение и взаимность сменился новым — о роге изобилия китайских инвестиций.
Программа “Один пояс и один путь” и связанные с ней идеи первоначально казались привлекательными для Европы, но сегодня вызывают скорее разочарование, а также тревогу. Правила публичных тендеров ЕС не устраивают китайские компании, привыкшие работать в развивающихся экономиках.
Отношения ЕС и Китая все больше вращаются вокруг экономической конкуренции, и Пекин воспринимает нормы и правила Евросоюза как временную помеху, ориентируясь на страны европейской периферии и рассчитывая на дальнейшую фрагментацию ЕС. Но готовность к экономическому сотрудничеству необязательно означает политическую поддержку. Португалия опасается новых правил инвестиционного контроля, но до недавнего времени не шла на политические уступки Китаю. Германия, для которой Китай —- крупнейший внешний рынок, теперь добивается антидемпинговых правил и контроля за инвестициями, а также резко критикует внутреннюю политику Пекина.
Китай же не проявляет особого интереса к инвестиционному соглашению с ЕС. Его задача — защититься от антидемпинговых мер путем соглашений о свободе торговли, в том числе двусторонних (с Исландией и Швейцарией, а вскоре и с Норвегией и Израилем).
Все будет Huawei
Отстранение Вашингтона от процессов глобализации, несомненно, приведет к более активной военной кооперации между региональными игроками, в частности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Япония начинает закупать военную технику у Франции, Германии, Италии и Британии, а Франция поставляет подлодки в Австралию. В отношениях с Европой Китай стремится избегать прямой конфронтации, обходя молчанием критику и сосредоточиваясь на узких ключевых интересах.
В 2016 г. Китай инвестировал в Европу 35 млрд евро, по другим данным — от Ernst&Young — вложения достигли $85 млрд (но эта цифра включает также Россию). Прежде всего инвестиции идут в Германию, Британию и Финляндию, но и в другие страны тоже, в том числе в Испанию, Бельгию и Норвегию. Правда, имеющаяся статистика не включает другие операции, вроде покупки гособлигаций, недвижимости и кредитов, и надежных подсчетов общей суммы китайских инвестиций не существует.
При вполне свободном доступе китайских инвестиций в ЕС Пекин запрещает иностранные инвестиции в 11 отраслей и жестко ограничивает их в других областях. Что касается китайских инвестиций в Европе, то это уже не только порты и железные дороги, но и высокотехнологичные отрасли, безопасность и оборонный комплекс. Часто это сравнительно небольшие сделки с непрозрачными покупателями, в том числе из офшоров.
Китайские инвесторы ориентируются на покупку проблемных европейских компаний, семейных фирм, а также важных поставщиков. Нередко они получают контроль над местной компанией и уже через нее начинают покупать конкурентов и другие фирмы. Китайская компания Yantai Taihai, принадлежащая городу Яньтай, купила французского производителя компонентов для ядерных электростанций и нефтехимии. Теперь, после ряда дополнительных приобретений, она вот-вот станет монополистом по поставке ключевых компонентов для заводов по переработке ядерных отходов.
Китайская фирма HNA за счет сделок на Западе стала третьей в мире лизинговой компанией в области авиации. Это дает Китаю рычаги давления на Airbus и Boeing. Опираясь на госкорпорации, Китай также получил доступ к итальянским и французским верфям, где строятся круизные корабли и происходит модернизация военного флота (правда, Франция временно заблокировала операцию, чтобы вынудить китайских инвесторов к соглашению о сотрудничестве). В Китае аналогичные возможности для иностранных компаний закрыты.
Китайские фирмы также скупают землю поблизости от инновационных стартапов и промышленных центров. Корпорация HNA инвестирует в аэропорты и авиалинии, Cosco — в порты, а AVIC — в авиастроение. После покупки китайской компанией Cosco 67% афинского порта Пирей Греция не стала присоединяться к резолюции Европейского совета по Южно-Китайскому морю, а у японских кораблей возникли трудности с заходом в порт.
Но особенно бурную деятельность развернула телекоммуникационная компания Huawei, которая присутствует буквально во всех странах ЕС. Huawei — самая активная в лоббистском плане китайская корпорация. Она претендует на лидерство в области сетевой инфраструктуры, у нее практически нет альтернатив при развертывании мобильных сетей пятого поколения, и она добивается участия в формировании стандартов 5G. Это затрагивает важные вопросы конфиденциальности и безопасности, в том числе в связи с интернетом вещей.
Между тем европейцев все больше тревожит то, что китайские инвестиции почти не создают новых рабочих мест, а вывод в Китай коммерческих технологий осуществляется при отсутствии взаимного потока разработок. Однако пока основные возражения в отношении китайского влияния приходят из Вашингтона и Токио, по просьбам которых европейские власти ограничили продажу ряда технологических активов и ввели дополнительные ограничения в связи с продукцией двойного назначения.
Просчитаться по-крупному
Поскольку Китай отказывается принимать условия европейских публичных тендеров, он направляет средства в страны Центральной и Восточной Европы в рамках инициативы “Один пояс и один путь”, в том числе через кредитную линию для стран, не входящих в ЕС.
Формат “16+1” зародился как бизнес-форум в Будапеште в июне 2011 г. Затем предложение об аналогичном саммите поступило Польше. Этот формат напоминает Форум по китайско-африканскому сотрудничеству, созданный в 2000 г.: основная активность происходит в двустороннем формате. Есть и дополнительный формат взаимодействия под эгидой Академии социальных наук Китая, в рамках которого открыт исследовательский институт в Будапеште.
Реально Китай пока что выделил Восточной Европе не так уж много средств. Некоторые эксперты полагают, что за китайскими действиями никакой особой стратегии не стоит отчасти ввиду размытости самой инициативы “Один пояс и один путь”, а также из-за российско-украинской войны, которая пока что поставила крест на прямой железнодорожной ветке из Азии в Будапешт. Проекты сместились на север, в Беларусь и Польшу.
Несмотря на некоторую непоследовательность, китайские эксперты говорят, что Пекин все же намерен “перекроить мировую экономическую географию”, в том числе расширив доступ в Европу. В рамках Азиатского банка инфраструктурных инвестиций вместе с ЕБРР, Азербайджаном, Грузией и Турцией построен Трансанатолийский газопровод.
В этой стратегии, впрочем, все чаще происходят неудачи. Так, Китай пообещал Словении 1,3 млрд евро на железную дорогу в обмен на 99-летнюю аренду порта Копер. Но Словения отказалась, и теперь проектом занимаются немецкие и австрийские фирмы. Неверные расчеты обеих сторон серьезно осложнили строительство скоростной магистрали Будапешт–Белград. Идеолог этого начинания премьер-министр Венгрии Виктор Орбан предполагал отдать контракт китайской стороне без тендера, просто в знак укрепления отношений и чтобы позлить руководство ЕС. Сооружение ветки общей стоимостью $2,89 млрд при помощи китайских подрядчиков должно было начаться в 2014 г., но Еврокомиссия открыла разбирательство против Будапешта за то, что тот проигнорировал тендерное законодательство ЕС и отдал заказ без конкурса Пекину.
В октябре 2017 г. Венгрию все же вынудили отменить сделку и открыть тендер. По первоначальному плану строительство ветки должно было быть завершено в 2017 г., но теперь намечено на 2023 г. Здесь расчеты китайских властей получить крупный престижный подряд в Европе натолкнулись на институциональные ограничения. Да и кредиты восточным странам Союза не так уж необходимы после снижения ставок в еврозоне до нуля.
Кроме того, после вступления в силу Договора о балканском сообществе летом 2017 г. китайское кредитование в прежнем формате становится невозможным: балканские страны должны будут подчиняться правилам публичных рынков и тендеров ЕС.
Но в кризисную стадию входит экспансия Китая не только в Европе. В конце августа Московский центр Карнеги опубликовал исследование Михаила Коростикова, посвященное “колдобинам” Нового шелкового пути. По сути, смысл проблем — избыток денег у Китая и склонность расходовать их все менее рационально.
Так, премьер-министр Малайзии Махатхир Мохаммад заявил, что кредиты, которые Китай навязал Малайзии, кабальные, поэтому выплачивать их он не намерен, а намерен пересматривать. Важно, что проекты были остановлены в середине пути, когда Exim Bank уже выделил около $5 млрд из $20–22 млрд, в которые Малайзии обошлись бы два газопровода и железная дорога.
Набрав более полутора тысяч проектов в 78 странах “Пояса и пути”, китайские компании столкнулись с трудностями. Основная претензия, которую предъявляют к “Поясу и пути”, — он увеличивает риски дефолта в развивающихся странах с нестабильной экономикой.
Об этом говорит, например, исследование вашингтонского Center for Global Development. Из 68 стран, активно вовлеченных в “Путь”, они выделили сначала 23 страны с кредитным рейтингом ниже инвестиционного, а затем восемь, находящихся в зоне наибольшего риска. Это Джибути, Киргизия, Лаос, Мальдивы, Монголия, Пакистан, Таджикистан и Черногория.
Во всех этих странах, как полагают исследователи, госдолг к концу 2018 г. должен превысить 50% ВВП, если они получат от Китая кредитные деньги. При этом у Джибути, Монголии и Черногории он превысит 80%, а у Мальдив составит около 109%. Условия предоставления китайских кредитов варьируются от почти беспроцентных в некоторых проектах в Пакистане до коммерческих в Джибути.
Витрины и капканы
Пакистан — мировая витрина сотрудничества с Китаем. Исламабад фактически доверил Китаю свою промышленную политику и в рамках Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК) вызвался принять $62 млрд китайских инвестиций (21,8% ВВП), с тем чтобы транспортная, аграрная и промышленная системы страны были сшиты с китайской. Если в самом начале сотрудничества с Китаем (пока запущено проектов на $19 млрд из $62 млрд) страна объявит дефолт, то это станет страшным ударом по имиджу Пекина.
В декабре 2017 г. Шри-Ланке пришлось передать Китаю в пользование на 99 лет порт Хамбантота и прилегающую к нему территорию, чтобы уменьшить свои обязательства. Порт был построен на китайские кредиты в 2010 г. и сразу же начал генерировать убытки: проект с самого начала был обречен, от него отказались все международные кредиторы и Индия, традиционный союзник и инвестор. Когда взявший у Китая кредит на строительство порта президент Махинда Раджпакса проиграл выборы в 2015 г., новое правительство обнаружило, что доходов страны не хватает даже на выплату процентов по кредиту, не говоря уже об уменьшении его тела. В попытке уменьшить обязательства порт передали тем, кто его строил. Долг Шри-Ланки тем не менее продолжает расти: в 2018 г., по прогнозам Всемирного банка, он составит 77% ВВП, и на его оплату уйдет 14,1% ВВП.
До 2012 г. в индийской сфере влияния находились Мальдивы, у Китая там даже не было посольства. В 2013 г. президентские выборы выиграл Абдулла Ямин и резко изменил курс страны. Он подписал с Китаем три большие сделки: на реконструкцию аэропорта ($800 млн), строительство возле него Китайско-Мальдивского моста дружбы ($224,2 млн, в том числе 93,6% — грант и кредит правительства КНР), а также на постройку порта. Все это повысило долговую нагрузку крошечной нации до 60% ВВП и сделало Китай основным держателем ее долгов.
Конечно, Китай может просто списать долг, если видит, что страна все равно не в состоянии его отдать в обозримой перспективе и его наличие ухудшает с ней отношения. Так произошло, к примеру, с Зимбабве, Мозамбиком, Йеменом и некоторыми другими странами. Например, в октябре 2017 г. Китай согласился списать Мозамбику $36 млн и тут же подписал контракт на строительство на китайский кредит аэропорта стоимостью $60 млн.
В излишней любви к Пекину обвиняют теперь и бывшее руководство Непала. В ноябре 2017 г. новое правительство страны объявило о том, что отменяет заключенный с китайской компанией Gezhouba Water and Power Co. Ltd. контракт на $2,5 млрд на строительство гидроэлектростанции Будхи-Гандаки.
Другой пример — Индонезия, где серьезно задерживается строительство 142 км железнодорожной ветки Джакарта—Бандунг общей стоимостью $5,9 млрд. Контракт на ее строительство Китай перехватил у Японии в 2015 г. Совместная индонезийско-китайская компания Kereta Cepat Indonesia China должна была найти способ приобрести 550 га земли, по которой предположительно пройдет дорога. Но после запуска проекта выяснилось, что индонезийские фермеры, бизнесмены и муниципалитеты не спешат продавать эти земли: их не устраивает предложенная цена и осложнения от того, что территорию разрежут железной дорогой.
Еще пример — Мьянма. В декабре 2017 г. первое за долгие годы демократическое правительство Мьянмы отменило контракт на строительство крупнейшего в стране нефтеперерабатывающего завода близ города Тавой стоимостью $2,6 млрд. Завод должна была строить компания Guangdong Zhenrong Energy Co., но за два года после подписания соглашения китайцы так и не начали строительство.
Если число провальных проектов “Пути” продолжит расти, это будет означать неудачу всей идеи экспорта китайской модели развития и нанесет сильный удар по позициям Си Цзиньпина, который фактически заменил этой своей инициативой всю внешнеэкономическую деятельность страны. Что касается политики в отношении КНДР и Ирана, то Пекину международные санкции выгодны: в 2017 г. на Китай приходилось 83% внешней торговли КНДР и он стал вторым по значимости торговым партнером Ирана после ОАЭ.
На деле же китайские инвестиции продолжают в основном идти в ЕС и США. Поэтому Пекину придется идти на уступки и Брюсселю, и Вашингтону. Вопрос лишь в том, дадут ли Китаю сохранить лицо.
