В январе 1990 года старожил японской политики, бывший министр иностранных дел Японии Синтаро Абэ во главе делегации Либерально-демократической партии отправился с визитом в Москву. Холодная война закончилась, советско-японские отношения ощутимо теплели, и многим в Токио тогда казалось, что до благополучного разрешения территориального спора если не рукой подать, то уж в тройном прыжке долететь можно точно.
Два первых прыжка уже были намечены: во-первых, надлежало установить доверительные личные отношения с советским руководством; во-вторых – договориться об организации первого официального визита советского лидера в Японию. За тем и полетели.
Как и положено политику высокого ранга, Синтаро Абэ взял с собой личного секретаря, которого при первой возможности представил Горбачеву. Михаил Сергеевич внимательно рассмотрел секретаря, перевел взгляд на Синтаро Абэ, сравнил увиденное и вынес вердикт: «Можно перепутать».
В другом контексте подобное наблюдение можно было бы счесть очередной неделикатной вариацией на тему «все японцы на одно лицо», но в данном случае шутка Горбачеву действительно удалась. Личным секретарем Синтаро Абэ был его сын Синдзо, который и правда поразительно похож на отца.
Так или иначе, тогдашний визит увенчался успехом, пусть и временным. Доверительные отношения были установлены, Горбачев годом позже действительно посетил Токио, но третьего прыжка мир так и не увидел, а невинная шутка советского лидера даже стала своеобразным дурным пророчеством.
История российско-японских политических отношений с тех пор напоминает собой не столько прыжки в длину, сколько забег по ленте Мебиуса: движение есть, прогресса нет, маршрут все тот же, и поверхность только одна. Каждый сезон этого сериала настолько похож на предыдущий, что даже имена актеров повторяются: когда к апрелю 2013 года история описала очередной полный круг, очередной японский политик высокого ранга с фамилией Абэ (тот самый сын первого) снова отправился в Москву устанавливать отношения и договариваться о визите.
Правда, на сей раз возникли некоторые непредвиденные осложнения. Мировая история внезапно решила, что она ничем не хуже истории российско-японских отношений, и отправилась в свое собственное турне по дурной бесконечности. Россия вступила в новую холодную войну, в которой и Японии пришлось пару раз пальнуть холостыми в направлении ДНР, ЛНР и Крыма, в результате чего очередное потепление между Москвой и Токио было отложено на неопределенный срок. Туман войны рассеялся лишь к маю 2016-го, когда японский политик высокого ранга с фамилией Абэ (все тот же сын первого) в третий раз отправилсяустанавливать и договариваться. «Можно перепутать».
Чтобы не перепутать
На всякий случай, чтобы никто ничего не перепутал, Абэ-сын окрестил очередной поход по ленте Мебиуса «новым подходом», чем немало заинтриговал наблюдателей. Со стороны, впрочем, все выглядело до боли знакомо: многочисленные саммиты, еще более многочисленные контакты уровнем пониже, заверения в дружбе, росте торгового оборота и расширении экономического сотрудничества.
Из новшеств невооруженному глазу были видны, пожалуй, только встречи министров обороны и иностранных дел в формате «2+2» да переход двух лидеров на «ты» и обращение друг к другу по имени. Не «господин президент», а «Владимир», причем с ударением на последнее «и», что, безусловно, представляет собой новый подход к орфоэпии. Но не более того.
Тем не менее стараниями японского премьера за следующие два года российско-японские контакты заметно активизировались. В Японии был даже учрежден пост государственного министра по вопросам экономического сотрудничества с Россией, а на должность заместителя министра иностранных дел, курирующего российское направление японской внешней политики, был назначен еще один сын первого Абэ, но его с отцом перепутать сложнее, потому что зовут его Нобуо Киси.
Скорость движения ощутимо возросла, но у ленты Мебиуса есть одна неприятная особенность: чем быстрее ты по ней движешься, тем быстрее вернешься к исходной точке. Примерно это и случилось 11 сентября, когда «новый подход» благополучно почил в бозе во Владивостоке, не выдержав испытания неожиданным предложением Путина заключить мирный договор до конца года.
Следует заметить, что первый тревожный звонок для «впоследствии покойного Берлиоза» прозвучал днем раньше, во время официальной встречи двух лидеров. Вопреки установившейся за два года контактов практике Синдзо и Владимир (с ударением на последнее «и») внезапно вернулиськ официальным обращениям «господин президент» и «господин премьер-министр», а на совместной пресс-конференции говорили друг о друге исключительно как о «президенте Путине» и «господине Абэ».
Синхронный демарш наводил на мысли о предварительной договоренности, инициированной российской стороной, поскольку японский лидер до сих пор настаивал на втором лице единственного числа и личных именах, несмотря на то что это противоречит не только требованиям протокола, но и нормам японского языка.
Тем, кого смена тональности и подчеркнутая дистанция в личном общении ни на какие мысли не навели, на следующий день диспозицию объяснил сам Путин, в присутствии Абэ публично предложивший как можно скорее раскурить трубку мира без предварительных договоренностей о содержимом трубки. Абэ посмеялся, российские новостные ленты поспешили сообщить о возможном дипломатическом прорыве, официальный Токио поспешил заявить, что не курит, а за скобками осталась одна простая истина: «новый подход» премьер-министра Абэ увенчался оглушительным провалом. И вот почему.
Позиция «давайте заключим мирный договор без предварительных условий до конца года» отличается от всех предыдущих российских позиций только словами «до конца года». Никакого прорыва здесь нет, поскольку этот самый вариант Япония отвергает уже не первое десятилетие; с тем же успехом российский президент мог предложить сделать это до полуночи, пока карета не превратилась в тыкву, а точечные инвестиции – в секторальные санкции (запрещены на территории РФ).
Японская точка зрения предельно ясна: мирного договора до сих пор нет, потому что не урегулирован территориальный спор; никаких иных препятствий не существует. Следовательно, благополучное разрешение спора является необходимым условием для заключения договора. А предложение Путина даже хуже формулы, определенной в Московской декларации 1956 года («мирный договор плюс два острова из четырех»), которая и сама по себе для Токио весьма неприятна.
Итого в сухом остатке: после двух лет интенсивных контактов стороны ни на миллиметр не сдвинулись с крайних точек, о чем одна из них и заявила городу и миру в довольно провокативной форме.
Справедливости ради отметим, что некоторые вариации и гипотетические сценарии, по всей видимости, все же обсуждались, но никого не удовлетворили. Так, одна из многих высокопоставленных японских делегаций, посетивших за эти два года Москву, на прямой вопрос российской стороны, будет ли действие американо-японского Договора о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности от 1960 года (по которому США имеют право размещать военные базы на всей территории Японии) распространяться на Южные Курилы в случае передачи их целиком или частично под японский контроль, вынуждена была ответить утвердительно. Тут и сказке конец, а кто не слушал, тому российская сторона охотно пересказала краткое содержание, продолжив развивать военную инфраструктуру на островах, к немалому недовольству Токио.
Два года разницы
На этом очевидные выводы заканчиваются и начинаются менее очевидные. Например, подобное возвращение на исходные позиции может служить косвенным свидетельством, что никакого фундаментально нового подхода и не было вовсе.
Вполне вероятно, что Абэ взял на вооружение старую схему «экономика в обмен на политику», опробованную предшественниками; просто в отличие от предшественников, иногда сменявших друг друга чаще, чем цифры на календаре, у него было достаточно времени, чтобы попытаться довести эту схему до логического завершения. Это логическое завершение мы и увидели во Владивостоке: схема не работает.
Второй вывод: в отличие от ситуации двухлетней давности Япония сейчас почти не нужна России. Или по крайней мере гораздо меньше, чем Россия нужна Японии и лично Синдзо Абэ, вложившему немало политического капитала в этот раунд сближения.
Два года назад, в исходной точке процесса, Путин был почти в полной международной изоляции, и активные контакты с одним из лидеров G7 были для него весьма кстати. Теперь он спокойно летает на свадьбы в Австрию, встречается с Трампом в Хельсинки и играет ключевую роль в сирийском урегулировании, а из мировых столиц ему сейчас закрыты, пожалуй, лишь Киев, Лондон и Вашингтон.
Единого антироссийского фронта нет и в помине, империалистические ястребы разлетелись по своим империалистическим делам, от Украины все устали. Япония же кроме денег ничего ценного предложить не может; это фундаментальная слабость японской внешней политики, не сводящаяся к ее российскому направлению, но именно на российском направлении она видна особенно отчетливо.
Наконец, вывод третий: забег по ленте Мебиуса, вне всякого сомнения, продолжится. Уже в октябре японский парламент будет созван на внеочередную сессию, и в своем послании обеим палатам японский премьер, как и каждый раз до этого, подобно Катону Старшему, скажет, что Карфаген (территориальный спор) давно должен быть разрушен.
Несмотря на очевидный конфуз (за который по Абэ уже прокатилась либеральная пресса), Япония продолжит соблазнять Россию экономическим сотрудничеством, а Россия продолжит слать ей mixed signals до востребования. Первый был послан уже на прошлой неделе: в поздравительной телеграмме по случаю переизбрания Абэ лидером Либерально-демократической партии Путин вернулся к столь любимому японским премьером второму лицу единственного числа и формуле «дорогой Синдзо». Тут и до нового «нового подхода» если не рукой подать, то уж в тройном прыжке долететь можно точно. Он будет тоже «новый», но новый. Главное – не перепутать.
